axshavan

Редкий пример художественного произведения, которое я дописал до конца. Научно-фантастический рассказ

В лаборатории темпоральных исследований сегодня было скучно. Мы ждали разрешения от института высоких энергий на очередной пробой. Я занимался тем, что ползал под столом и аккуратно сортировал и расплетал провода. Начальник лаборатории Рихард фон Слипштайн нервно ходил туда-сюда и крутил в руках свой цилиндр. Он был человек немного с прибабахом, и носил везде шляпу-цилиндр, которая обычно совершенно не сочеталась с его остальной одеждой. Если бы у него было время ходить в спортзал, то он бы, наверное, и там тоже носил цилиндр. Только времени у него не было, потому что — простите за каламбур — всё своё время он отдавал изучению времени.

Остальные научные сотрудники занимались кто чем. Штепан Ястребинский раскладывал пасьянс. Поскольку он был человек пожилой, ветхозаветный и старообрядческий, он раскладывал пасьянс из настоящих карт, что позволяло ему не только наслаждаться процессом, но и жульничать. Вера Семёновна Грибзенштайн — суровая властная женщина ростом примерно 150 сантиметров — сидела, болтая ногами на стуле и вязала шарф, длина которого неумолимо приближалась к её собственному росту. Молодой немытый небритый длинноволосый лаборант Василий, которого мы все называли Васятка, медленно кормил белых лабораторных крыс. Когда он пришёл к нам работать, я сперва думал, что он вечно обкуренный, но потом понял, что он тоже с прибабахом, как наш шеф. Он обладал чересчур аналитическим складом сознания и везде пытался найти закономерности. На работу обычно добирался с приключениями, потому что иногда хотел сесть на автобус с номером, являвшимся суммой квадратов простых чисел. А иногда не хотел. Он искал закономерности во всём (и, что удивительно, находил). Правда, тест на IQ он всё равно не прошёл.
- Крыса номер три ест на три процента быстрее, чем крыса номер два, - бормотал он про себя, глядя на секундомер, - это вселенная посылает мне какой-то сигнал?
И Майя просто смотрела в окно. Она была доктором наук всего лишь по психологии, и я считал её самой глупенькой, но в то же время самой прелестной сотрудницей лаборатории. Рихард, наверное, терпел её по той же причине. Хотя я бы не удивился, если бы он вообще не подозревал о её существовании.

Наконец раздался телефонный звонок. Звонил стационарный телефон, стоявший на столе у Рихарда.
- Михаэль, сейчас твоя очередь брать трубку, - сказал Штепан, думая, куда положить следующую карту.
- Я застрял под столом, - сказал я, сражаясь с проводами.
- Я возьму, - сказала Майя, и подняла трубку телефона, - алло, лаборатория темпоральных исследований на связи, у аппарата младший научный сотрудник Майя Дзержинска.
Ей что-то сказали, на что она ответила:
- Спасибо за информацию. Я передам начальнику. Нет, я сегодня занята, - и, положив трубку, уставилась на Рихарда.
- Ну что там? — спросил он.
- Нам звонили из института высоких энергий. Готовы нам дать, как они выразились, десять молний. И ещё позвали меня на ужин, но я отказалась. Больше новостей нет.
«Молния» в терминологии шутников института высоких энергий значит энергетический разряд с силой тока примерно пятьсот мегаампер и напряжением примерно в миллиард вольт. Десять молний вполне должно хватить для искривления времени. В лаборатории сразу началась движение. Я выпутался из проводов, вылез из-под стола и побежал проверять калибровку транспланарных гипермодуляторов, Ястребинский отложил карты и пошёл проверять крепления тахионных щитов, Вера Семёновна спрыгнула со стула и начала готовить геперфузионный квантовый приёмопередатчик, Васятка медленно вытащил крысу номер три из клетки и понёс её в испытательную камеру («ты хорошо покушала, значит, вселенная выбрала тебя. Интенсивность вчерашнего дождя подтверждает это предположение», бормотал он). Рихард бегал везде, суетился, всем указывал, что делать, и чуть не уронил шкаф с оборудованием.
- Я сделаю кофе, - пискнула Майя. Как видите, все были заняты своим делом.

И вот, наконец, эксперимент. Я немного замешкался, поэтому все убежали и спрятались за стеллаж, а я остался перед стендом последний.
- Михаэль, нажми «эни кей», - потребовал из-за стеллажа Рихард.
Я подошёл к главной кнопке на стене. Она была большая и красная, над ней было написано «пуск» (зачёркнуто) и «эни кей». И нажал на неё. Во всём городе мигнул свет, а с крысой произошли необычные изменения. На крохотное мгновение мне показалось, что она везде, всегда, одновременно жива, мертва, ест крошки со стола и уже разложилась, сгнила и рассыпалась в прах миллион лет назад. И потом крыса исчезла.
- Что это было? — удивлённо пискнула Майя.
- Пи пополам, - ответил я.
- Пи пополам, - ответил Штепан.
- Пи пополам, - ответила Вера Семёновна.
- Девяносто градусов, - перевёл Рихард, - то есть прямой угол в эн-мерном пространстве потока времени. Мы запустили крысу поперёк течения времени. Причём, кажется, во все стороны сразу.
Раздался звонок стационарного телефона на столе Рихарда. Трубку взял я, но, прежде, чем я успел что-либо сказать, на меня принялись по телефону орать.
- Что там? — спросил Рихард.
Я прикрыл рукой микрофон и сказал:
- Это звонят из правительства. Говорят, что видели нашу крысу.
- Да её, наверное, все видели, - проворчал Штепан.
- Нет, на Луне её, наверное, не видели, - возразил я.
Я положил трубку и мы побежали к доске и принялись на ней писать.
- Очевидно, что плотность крысы в момент поворота её временного вектора соответствует плотности её волновой функции и длительности жизни. Например, она вряд ли смогла добраться до Антарктиды ни в одной из бесконечного множества своих жизней, которые прожила в момент поворота, поскольку сама она умерла прежде, чем туда добралась, и никто ей не помог (мир с точки зрения крысы просто замер на месте). До Луны поэтому она тоже не добралась, - рассуждали мы с Ястребинским, - судя по тому, что она смогла выбраться из испытательной камеры и сбежать, то как-то смогла дышать. Вероятно, это было не совсем точно пи пополам.
Телефон зазвонил снова, трубку взяла Вера Семёновна. На неё по телефону снова принялись орать из правительства, она наорала в ответ, перед ней извинились и положили трубку. Мы все сели писать отчёты.

Через несколько дней мы решили повторить эксперимент, но на сей раз повернув вектор времени испытуемой крысы всего на одну десятую угловой секунды. Так она должна будет остаться примерно в нашем времени, но с ней должны будут происходить разные интересные вещи, за которыми можно будет наблюдать.
Мы с Ястребинским перепрограммировали транспланарные гипермодуляторы, а Вера Семёновна перепаяла несколько сгоревших микросхем в телеметрическом оборудовании. Васятка с точностью до миллиметра измерил расстояния между столами в лаборатории и углубился в какие-то свои подсчёты. Рихард каким-то невероятным образом убедил репортёров и научный совет в том, что это была не наша крыса. Он написал научную работу «Квантовая пена и спорадические появления тангенциально-временных крыс в нашей вселенной» по этому поводу. Половина рецензентов не поняли ничего, а половина поняла всё прекрасно, но им тоже было любопытно посмотреть, что будет дальше, поэтому они поддержали Рихарда и нашу лабораторию, и мы получили разрешение на следующий эксперимент. Но получили мы его с одним условием — в лаборатории будет находиться независимый наблюдатель.

Независимый наблюдатель был серым невзрачным человеком в серой невзрачной одежде, типичный контрразведчик. Он сидел в уголочке, независимо наблюдал и что-то записывал в тетрадочку. Я задал ему пару вопросов и сразу убедился в том, что он ничего не понимает в науке. Поэтому мы с Ястребинским и Верой Семёновной над ним издевались, произнося громко разные словосочетания типа «инфракрасная дивергенция кишечных газов» или «квантовая структура типа хлеб-масло-колбаса на полосатом уровне», а он всё с умным видом конспектировал. Мы иногда выходили из лаборатории посмеяться в коридор.

Тем не менее, его присутствие нас тяготило. Я не могу нормально работать, когда кто-то сопит в углу и за мной наблюдает. У Штепана Ястребинского тоже всё сыпалось из рук.
- Ну не могу же я прямо при нём разложить пасьянс, - жаловался он, - а без этого у меня стресс!
Вера Семёновна, казалось, была спокойна, и даже ухитрялась вязать, но я заметил, что она тоже нервничает, потому что сбивалась и иногда путала лицевые и изнаночные петли. Васятка это тоже заметил, внимательно осмотрел ткань шарфа, посчитал количество петель и рядов, записал все координаты точечных дефектов, что-то посчитал в голове, и расстроенно вздохнул:
- Ну вот, сегодня будет дождь, а я без зонта.
- Ты всегда без зонта, потому что у тебя его нет, - заметила Вера Семёновна.
- А, точно, - сказал Васятка и перестал расстраиваться.
Единственными людьми, которые не обращали внимание на независимого наблюдателя, были Рихард и Майя.

Итак, пришло время. Васятка поместил крысу в испытательную камеру, независимый наблюдатель вместе со стулом пересел так, чтоб ему лучше было видно, а все остальные спрятались за стеллажом.
- Ну вот, - сказал Васятка.
- Тестовый прогон, - скомандовал Рихард. Я взял швабру, высунулся из-за стеллажа, и шваброй нажал на пробел на клавиатуре своего компьютера. Тахионные щиты закрутились со знакомым звуком, но потом в нём появился какой-то дребезг. Мы с Ястребинским переглянулись. Сверху над испытательным стендом начал искрить какой-то кабель. Мы ринулись к своим компьютерам, чтоб остановить эксеримент, но Штепан врезался в Васятку, и они упали, а я споткнулся о них и тоже упал.
- Моя крыса! — завопил Васятка. Рихард бросился спасать крысу и закричал Вере Семёновне, чтоб она остановила тестовый прогон:
- Нажмите любую кнопку! — и указал ей на клавиатуру моего компьютера. Вера Семёновна стала оббегать извивающуюся и ругающуюся кучу тел из меня, Ястребинского и Васятки, но тут независимый наблюдатель решил вмешаться и всех спасти. И нажал ближайшую к нему «любую кнопку». Она была довольно заметна и даже хорошо подписана.

Во всём городе мигнул свет. Через Рихарда прошёл электрический разряд… или не прошёл. Я это видел своими глазами, Рихард был там, и одновременно не был. Потом резкий хлопок — стенд взорвался, Рихарда отбросило в сторону, он ударился о шкаф и сполз на пол. События дальнейший нескольких минут я помню как в тумане. Мы с Ястребинским схватили огнетушители и принялись гасить стенд. Вера Семёновна Грибзенштайн встала на стул, схватила независимого наблюдателя за ухо и трясла его, как провинившегося щенка. Майя бросилась к Рихарду и принялась делать ему искусственное дыхание рот в рот, а он слабо сопротивлялся.

Приехали сразу все — врачи, пожарные, полиция, спасатели, военные, правительственные агенты и какие-то угрюмые спецназовцы в форме без отличительных знаков.
- Что здесь произошло? — сурово спросил правительственный агент. Все показали пальцем на независимого наблюдателя, который сидел на полу и держался за ухо.
- Арестуйте его, - приказал правительственный агент. Угрюмые спецназовцы в форме без отличительных знаков подняли независимого наблюдателя и увели. Он вырывался и кричал, что хотел только помочь, и что он не понимает юмора учёных. Единственная медицинская помощь понадобилась мне, потому что когда мы все втроём пытались встать с пола одновременно, Васятка мне зарядил ногой по голове. Врачи намазали мне рассечённую бровь зелёнкой и уехали. Пожарные выписали штраф нашей лаборатории за то, что у нас нет готовых к использованию наполненных огнетушителей и тоже уехали. Полицейские попытались сфотографировать разбитый стенд в нашей лаборатории, но им не позволили угрюмые спецназовцы. Полицейские тоже уехали. Военные просто развернулись и уехали. А потом уехали и все остальные.

- Ну что ж, я думаю, что отчёты можно написать завтра, - сказал Рихард, - всем пока.
И вышел сквозь закрытую дверь. По стёклам забарабанили первые капли дождя.

В общем, мы выяснили, что его вектор времени повернулся на одну десятую угловой секунды, и с ним начали происходить разные интересные вещи, за которыми было интересно наблюдать. Но, поскольку он и так был с прибабахом, никто посторонний ничего не заметил.

Например, Рихард мог прийти на работу и вытащить из стола очки, которые потерял по дороге на работу в трамвае. Или крутить в руках свой цилиндр, при этом этот же цилиндр был в этот момент надет ему на голову. Он мог врезаться в невидимые препятствия, здороваться с людьми, которых в этот момент в комнате не было — впрочем, он делал примерно то же и до инцидента в лаборатории. Иногда он мог выйти через закрытые двери. Дело в том, что в какие-то моменты близко расположенные потоки времени немного отличались не только на микро, но и на макро-уровне. С точки зрения Рихарда, он делал всё правильно — он доставал очки из ящика стола, потому что забыл их там на работе вчера вечером, он здоровался с присутствующими людьми, он выходил через открытые двери. Зато мир вокруг него сходил с ума. Автобусы могли менять маршрут по ходу движения, цилиндр с его головы то пропадал, то появлялся снова. Некоторые вещи терялись безвозвратно, а некоторые появлялись из ниоткуда.

Прошёл год. Рихард женился на Майе и уехал жить в деревню, где купил, как он выразился, «большую часть времени двухэтажный» дом. Васятка преподаёт математику и астрофизику в университете, куда ходит пешком. Мы с Ястребинским и Верой Семёновной написали большую научную работу, и разделили на троих Нобелевскую премию. Иногда мне кажется, что меня тоже немного задело во время того инцидента в лаборатории, потому что я замечаю, что шрамик на брови иногда меняет форму, а один раз я поставил чашку посередине стола, клянусь, я её поставил прямо на середину стола! - но она упала на пол и разбилась.